Эксклюзивное интервью КН с легендой российской космонавтики - Леонидом Александровичем Китаевым-Смыком

Леонид Александрович Китаев-Смык – настоящая живая легенда российской космонавтики. Леонид Александрович носит звание Академика Всемирной экологической академии, был старшим научным сотрудником Российского Института Культурологии РАН, также он заслуженный испытатель космической техники Федерации космонавтики России.

Отметивший недавно 90-летие, Леонид Александрович помнит события тех лет, когда вся страна ликовала, отмечая первый полет человека в космос и, самое главное, он принимал непосредственное участие в подготовке этого эпохального события.

2021 год является юбилейным, мы говорили об этом не раз и в Калужской области образы Циолковского, Гагарина, Королева являются знаковыми, чего только стоит вся «космическая» история города и области.

Леонид Александрович согласился побеседовать с журналистом КН о тех событиях, разработках, изучении невесомости и личности Юрия Алексеевича Гагарина и других космонавтов, с которыми Леонид Александрович был знаком лично, так как принимал участие в подготовке отряда первых космонавтов.

Встретились мы с Леонидом Александровичем в московском музее космонавтики.

В музее сразу бросился в глаза интересный экспонат – скафандр. Обычно мы мало что знаем о космическом оборудовании. О том, как Леонид Александрович сам примерил на себя совершенно секретный тогда скафандр он и рассказал нашему журналисту.

- Гагарин в полете был показан всему миру, но всему миру показали маленькие кадры, где было видно только его лицо. Однако, то, в чем он был одет, показано не было. Поэтому я предложил снять такие кадры, чтобы показать весь скафандр, у нас была такая возможность. В моем распоряжении был самолет ТУ-104 42 396, в котором мы создавали режим невесомости. Режим невесомости был по тридцать секунд каждый, всего таких режимов было двенадцать в каждом полете. Летали мы два-три раза в неделю на протяжении нескольких лет.

Чтобы сделать в полете невесомость, самолет должен разогнаться на большой высоте, потом подскочить кверху и в то время, когда он летит по параболе, внутри него будет создана невесомость, настоящая, обычная, невесомость.

Я попросил одного знакомого дать мне скафандр. Я знал, что у него есть эта вещь и я хотел полетать в нем, чтобы испытать на себе, как это все будет работать. Он говорит: «Да ты что? У вас всегда очень опасные полеты, вы всегда можете разбиться, скафандр секретный, что со мной будет потом?». Однако, мой товарищ вскоре понял некорректность того, что он сказал, мы-то и разбиться можем, а с ним что будет? И тогда он сказал: «Ладно. Пришлю вам в запечатанном ящике».

Прислал. Большой такой ящик с печатью «Секретно». Также прибыли еще два человека, которые имели право на полеты, они тоже полетели со мной, помогли мне надеть этот скафандр.

И вот мы в невесомости. Я в этом скафандре, летал, крутился. Причем, в одном режиме я взял такую канистру пластмассовую, которая была у Гагарина, в ней была вода, нажимал на нее, летали капли в невесомости вокруг меня. В другом режиме я взял блокнот и отрывал от него странички, они тоже вокруг меня летали.

Кадры из фильма «Звездные братья»

В последних четырех режимах уже в невесомости летали все, кто был со мной в самолете. Я в скафандре, а они – просто так.

В это время меня снимали. Было два аппарата. Один был в руках оператора Бориса Буланова – он тоже со мной крутился в невесомости. А другой – у Кости Филиппова, самого главного нашего оператора и он туда зарядил цветную пленку, большой дефицит в те времена.

Кинооператор и Леонид Александрович Китаев – Смык в невесомости. Кадр из фильма «Звездные братья»

Впоследствии эти кадры попали в фильм «Звездные братья». Этот фильм показывали в театре Киноактера. Приехал Гагарин, другие космонавты. В конце этого фильма представили эти кадры, меня, летающего в невесомости, в скафандре космонавта.

Когда Гагарин вошел, мы располагались на втором этаже, в бельэтаже. Весь зал начал хлопать: «Ура, Гагарин!». Тогда он увидел меня и потянулся чтобы поздороваться. Я далеко от него сидел, между нами были Николаев и Попович (Никола́ев Андрия́н Григорьевич и Попо́вич Павел Романович – российские космонавты, члены первого космического отряда, Николаев полетел в космос третьим, Попович – четвертым, - прим. ред.) И он упал на них. Упал, но дотянулся до моей руки. И тут уж непонятно, то ли я ему помогаю встать, то ли здороваюсь.

Он расхохотался, зал расхохотался и перестал кричать «Ура Гагарину!».

Гагарин был необычайно умный человек. Он понимал, что нужно каким-то образом восторг аудитории превратить во что-то такое веселое. Он так и сделал.

- Леонид Александрович, как раз мы заговорил про Юрия Алексеевича Гагарина. Расскажите, пожалуйста, о том, как вы познакомились с ним?

- В декабре 1960 года я работал в городе Жуковском. У нас только что созданный отдел авиационной космической медицины. Секретный отдел.

Нас расположили на третьем этаже только что открытой спецполиклиники Летно-Исследовательского института. Сделали нам отдельный вход, чтоб поликлиника с нами не соприкасалась, хотя там лечились люди, имевшие секретный допуск.

Однажды нам говорят: «Давайте вытряхивайте все ваши столы, шкафы, выносите в коридор, освобождайте комнаты». Мы освободили четыре комнаты.

Вечером приехали восемь молодых летчиков, точнее, это мы их приняли за летчиков, так как у них в петличках был пропеллер с крылышками. И разместились в этих комнатах, в каждой по две кровати.

А я тогда должен был на катапультном кресле истребителя-бомбардировщика прикрепить провода, с помощью которых можно было бы снимать кардиограмму летчика во время полета. И вот я подпаивал эти провода к креслу, сидя на полу.

Из моей комнаты вышел блондинчик такой, веселый, во все стороны улыбается. Думаю: «Чего это он смеется?». А он подсел ко мне и говорит: «Слушай, как у меня, получится?» и мы стали вместе с ним паять. Это оказался Гагарин.

Причем, как мы узнали позже, из прибывших восьми человек космонавтами были только шестеро. У них даже были удостоверения. У Гагарина было удостоверение космонавта №1, номер два было у Титова, космонавт №3 было у Нелюбова. Удостоверения эти были подписаны Вершининым, он тогда был главнокомандующим всей нашей авиации. Дальше были Николаев, Попович и Быковский.

Причем несмотря на то, что мы виделись с ним в первый раз, у меня сразу же возникло чувство, что мы знакомы давно и что он помогает мне будто бы не в первый раз. Очень располагающий человек, удивительный. Это свойство проявлялось у него со всеми, с кем он общался, в том числе с английской королевой.

- Да, ходит много баек насчет встречи Гагарина с английской королевой Елизаветой II. Вам что-то известно об этом?

- До нас доходили не только сведения из СМИ, но и сведения из секретных каналов. Он и впрямь сумел расположить себе английскую королеву. Он действительно вместо того, чтобы отжать лимон, взял его и съел, при этом чуть не упали в обморок две королевские фрейлины. Он с трудом разбирался в обилии столовых приборов, и королева ему сказала: «Я сама до сих пор не разбираюсь». Это все было правдой.

Одним из экспонатов музея был макет ракеты «Восток». Не такой масштабный, как в Калуге, однако, тоже весьма достойный экспонат. Мы попросили Леонида Александровича рассказать о разработке «Востока».

- Королев, можно сказать, пробился к Хрущеву и обратился к нему с предложением сделать такую ракету, которая сможет доставить человека в космос. Хрущев согласился, но с условием, что сделать это нужно быстрее чем американцы.

Никто не знал, как сделать такой корабль. Но талантливейший инженер Феоктистов сказал: «Это должен быть шарик». Все стали возражать, что шарик будет вращаться, кувыркаться, но Феоктистов уточнил, что вся тяжесть будет, с одной стороны, которой он и повернется к Земле, как раз на ней будет кресло, на котором будет лежать космонавт.

Надо же было сделать и начинку этого корабля, панель управления, навигацию, индикацию. Как сделать в маленьком корабле все эти приборы? Королев обратился ко всем авиационным предприятиям, но все отказались это сделать, так как это были великие риски. Тут к нему «пробился» Сергей Григорьевич Даревский, руководитель лаборатории №47 Летно-Исследовательского института. В этой лаборатории было человек восемь или десять, все молодые ребята, вчерашние студенты Бауманского и Авиационного институтов. В результате им удалось сделать такое оборудование: системы индикации, управления и многое другое.

Однако, оставался открытым вопрос о том, как сделать тренажер для тренировки будущих космонавтов. И они придумали. К иллюминатору приставили устройство, которое сами изобрели и построили так называемый планетарий. В результате, сидя в условной кабине «Востока» можно было в иллюминатор видеть, как будто он летает и крутится.

- А как тренировали будущих космонавтов?

- Чтобы разработать программу тренировок, пригласили меня и моего начальника – Клочкова Андрея Михайловича. Однако, никто из нас не знал, как же их тренировать. И когда начались тренировки, прямо там решали, в индивидуальном порядке, как и кого тренировать. Космонавты и сами принимали участие в разработке тренировок для самих себя. Такое, коллективное творчество.

- Были ли какие-либо курьезные случаи во время тренировок первых космонавтов?

- Помните, я говорил, что прибыло восемь летчиков? Однако, из них тренировались только шестеро. Двое из прибывших были офицерами КГБ. Во-первых, они их охраняли, во-вторых – следили за их поведением. Однажды случилась такая история.

Напротив той спецполиклиники располагался обычный продовольственный магазин. Космонавты завтракали и ужинали в поликлинике, а обедать ходили в ту столовую, где обедали и все остальные сотрудники Летно-Исследовательского института.

Во время одного из ужинов кто-то сказал: «Эх, лимонадику бы!». И тогда Нелюбов сказал: «Так магазин напротив. Сейчас я сбегаю!». Выскочил и купил этот лимонад. Они выпили этот лимонад, все.

Однако, когда он встал из-за стола, у всех изменились лица, особенно у тех двоих из КГБ. Дело в том, что все они были совершенно секретными персонажами и куда-то одному выходить в город — это было грубейшее нарушение.

Нелюбов должен был полететь третьим, однако, так и не полетел ни третьим, ни четвертым.

Далее нам на глаза попался экспонат – кресло, которое находилось в кабине ракеты «Восток». Леонид Александрович рассказал нам об этом кресле и принципе его использования.

- Вот это кресло, которое катапультировалось из «шарика». Три тысячи метров оно летело на парашюте, а на высоте четырех-пяти тысяч метров выкидывался вот этот ящик – это носимый аварийный запас и сидевший на нем космонавт. Дальше он спускался на своей системе парашютов.

Это катапультное кресло корабля «Восток». Так как если корабль приземлялся на системе своих парашютов, то приземление могло быть довольно жестким для человека, находящегося внутри. А системы торможения у «Востока» еще не было, она появилась только на кораблях «Союз». Поэтому решили не рисковать, а приземляться космонавту на Землю своими ногами. Хотя перед этим летала собачка Звездочка, она благополучно приземлилась прямо в корабле «Восток», который грохался прямо об землю. Проводили испытания и на манекенах, все манекены назывались Иван Иванович. Так вот внутри этого манекена было 40 мышек беленьких, в коробках, 40 мышек сереньких и сорок мышек черненьких. Для чего? Чтобы набрать статистику выживаемости. Выживаемость оказалась стопроцентной.

Но все-таки было принято решение, чтоб космонавт приземлялся на своих ногах. Поэтому кресло «выстреливалось» на высоте примерно семь тысяч метров, летело вниз и немного задерживалось парашютами, а потом «выстреливалось» то, на чем сидел космонавт: это такой ящик-сундук, тот самый НАЗ, носимый аварийный запас, он весил 40 килограмм, там было все, чтоб обеспечить выживание космонавта при приземлении.

- Расскажите, пожалуйста, в чем заключалась ваша работа тогда, в то время?

- Нужно было испытать и доработать систему парашютов, она была трехкаскадная. Сначала был небольшой парашют, который стабилизировал космонавта, летящего вниз в кресле. После этого открывался парашют побольше, который замедлял его падение, но все-таки он достаточно быстро приближался к Земле, чтоб войти в то место атмосферы, где можно дышать. И потом открывался огромный парашют, на котором спокойно спускался космонавт вместе с НАЗом. НАЗ висел под космонавтом на двадцатиметровом, очень крепком фале.

Во время всех этих испытаний с парашютами я присутствовал как врач, как психолог и моя задача была во-первых: как сделать для человека удобнее все эти устройства, которые на нем, такая, антропометрическая функция. Психологически я принимал участие, были трудные моменты, напряжение. Самое главное, что, если была бы какая-нибудь травма или ранение, я, как хирург в прошлом, должен был оказать медицинскую помощь. Вместе со мной были еще два врача: Волович Виталий Георгиевич, очень опытный врач и третьим был Арнольд Семенович Баррер, он был от предприятия, которое делало и скафандры, и кресла.

После этого я принимал активное участие в испытаниях влияния невесомости на борту самолета. Там мы проводили разнообразные испытания: и животные там были, и различные приборы испытывали. Вот что интересно – где-то в июне, когда готовился полет третьего космонавта, Николаева, Королёву (Королёв Сергей Павлович - ученый, основоположник практической космонавтики, выдающийся конструктор и организатор работ по созданию ракетно-космической техники в СССР, - прим.ред) не понравилось, что космонавты испытывали тошноту и рвоту во время полета в невесомости. А Гагарин сказал: «Да это из-за того, что я слишком зажат был», имея в виду, что ремни сильно сдавливали живот. И Королев тогда сказал переделать привязную систему, чтоб ее можно было расстегнуть. Нужно было отработать эту систему в невесомости.

В одном из полетов, 27 июня 1961 года мы готовились к очередному испытанию в невесомости. И тут нам говорят: «Подождите взлетать, сейчас кое-кто приедет». И такое напряжение установилось на всем аэродроме.

Подъезжает автобус, из автобуса выходит группа военных. Некоторых я знал, во-первых, Гагарина. Знал я еще одного человека – генерала Каманина, он присутствовал при всех тренировках космонавтов, которые были в декабре 1960-го года (Каманин Николай Петрович - советский лётчик и военачальник, генерал-полковник авиации, один из семёрки первых Героев Советского Союза, организатор и руководитель подготовки первых советских космонавтов).

 Это был не обычный самолет, а летающая лаборатория. И поэтому, нужно было, чтобы каждый человек, перед полетом в ней, прошел медицинское обследование, потому что невесомость создается в параболическом полете, с перегрузками. Все прошли, осталось дать разрешение Каманину. Он пришел в медицинскую комнату – а там никого. Наверно, штатные врачи побоялись пускать в полет уже немолодого Каманина. А нрав у Каманина был очень крутой.

И тут Гагарин ко мне обращается, говорит: «Леш (меня там на аэродроме все звали Лешей), возьми генерала на себя». Ладно. Я вижу брошенный халат, надел его на себя, пришел, измерил генералу давление, пульс, написал в журнале и написал: «К полету допущен».

Я думал так: нервное напряжение оттого, что его не пускают в полет, оно больше, чем может быть в полете. Но я ошибся.

В полете испытателем был Комаров, будущий космонавт (Владимир Михайлович Комаро́в-советский лётчик-космонавт № 7, дважды Герой Советского Союза). У меня был блокнот и секундомер, я регистрировал все этапы разделения, расстегивания, плавание над креслом, посадку во всех режимах невесомости. Комарову тогда в большинстве случаев не удалось обратно залезть и застегнуться, он впервые был в таких режимах и это было очень трудно сделать. Было ясно, что нужно было эти ремни сделать еще больше, еще длиннее.

В первом же полете, в первом же режиме невесомости я предложил Каманину сесть в техническое железное кресло. Он там сидел, а во втором полете не удержался и взлетел над креслом и полетел по салону. Внизу, в одном месте там лежали мягкие маты, в других местах стояли приборы, железо. Мы с Гагариным кинулись ловить генерала, поймали, приземлили на мат и после этого я предложил ему пристегнуться. На четвертом режиме невесомости я заметил, что у него очень бледное лицо и он покрыт потом. Мы об этом доложили командиру корабля, первому летчику и он решил приземляться. Он подошел и сказал Каманину об этом решении. Каманин рявкнул: «Продолжать полет по принятой программе!». И мы продолжили.

Мне пришлось быть все время рядом с Каманиным: мерить пульс, делать массаж груди, живота. А секундомер и блокнот я отдал Гагарину и дальнейшую регистрацию вел уже Гагарин.

 Сергей Павлович Королёв – знаковая фигура советской космонавтики. Леонид Александрович рассказал о своих воспоминаниях о нем.

- Это пальто Королёва. За то время, что оно существует, так как оно кожаное, я думаю, что оно усело, потому что Королев, как мне помнится, был шире в плечах. Он был такой крупный. Рост у него был не то, чтобы гигантский, но он был очень широкий, мощный. Рука у него была в два раза шире мой руки. Он был очень решительный, громогласный. Однажды так орал на меня.

- Страшно было?

- Нет, я знал, что я прав.

Рассказал Леонид Александрович и о Юрии Алексеевиче Гагарине.

- С Гагариным мне приходилось встречаться несколько раз, как правило, в рабочей обстановке. Он, человек, конечно, удивительный. Я думаю, его главное качество — это то, что он чрезвычайно умный человек. Он точно мог оценить обстановку, то, что происходит в данный момент. При этом, мог понимать, что будет дальше, исходя из этого. У него было не только оперативное мышление, когда он очень точно и быстро оценивал, что происходит в данный момент, но и что из этого может произойти в будущем, и даже, что нужно делать в данной обстановке, чтобы в очень далеком будущем оказаться в той ситуации, в которой ему хотелось.

Этот человек, конечно, понимал, что ему предстоит большое будущее, оно возможно.

У меня спрашивают сейчас – какой у него был характер? У него был такой характер, который нужен был в данный момент. Он был таким, чтобы пройти в будущее, которое он запланировал для себя.

Поэтому, я совершенно убежден, что если бы Гагарин не погиб самым дурацким образом, то он бы был президентом нашей страны, России. Я в этом абсолютно убежден.

Мы благодарим Леонида Александровича за беседу и рассказ о таком интересном времени и событиях в жизни нашей страны. Также выражаем благодарность нашему читателю, Александру Играеву, который помог нам встретиться с Леонидом Александровичем.